Я порадовался тому, что снова успел зажмуриться на сотую долю секунды раньше, чем рвануло. Взрывная волна обдала меня жаром и приложила о шершавую стенку, но это все было ерундой. Подхватив Артема, я на ощупь стал пробираться вдоль стены вперед. Пока тут все в дыму, есть шанс. Они ждут, что мы побежим на проспект, а не в глубь этой чертовой Космонавтов. Но мы поступим иначе.
Я опять открыл глаза. Круги плясали, но видеть я все же мог. Артем, которого я придерживал за шиворот, брел, спотыкаясь, но пистолет из рук не выпускал.
– Стреляй на звук, – велел я. – Тут наших быть не должно.
Мы протиснулись мимо пышущих жаром остатков микроавтобуса. Дым ел глаза, но уже рассеивался, а значит, нужно было спешить.
К взрыву я был не готов, поэтому некоторое время со спокойствием обреченного на смерть созерцал красивые цветные пятна перед глазами и медленно считал до ста. В это время мое тело было объектом самых разнообразных действий. Что-то грубо двинуло меня в бок, и я с хрустом вывалился наружу. Я как раз дошел до двадцати. На протяжении следующих тринадцати цифр меня волокли по каменному крошеву. На пятнадцатой цифре меня уронили лицом вниз. В таком положении я находился до тех пор, пока не досчитал до ста. За это время со мной в принципе ничего не происходило, если исключить постоянную стрельбу вокруг и редкий по своей изысканности мат кого-то поблизости.
По всему выходило, что мы в очередной раз попали на разборки.
Я открыл глаза. По всему обозримому пространству проплывали клубы дыма. Дым разъедал полуослепшие глаза и мешал дышать. Горло разрывал колючий кашель.
– Чего там? – спросил я у Кости, который то появлялся, то исчезал в поле моего зрения.
– Хреново там! Лежи! И глаза не открывай. И тут полыхнуло еще раз.
– Ну мать твою… – прошептал я, разглядывая белое пятно перед глазами. – Ну твою же мать.
И снова завел счет до сотни. Константин решил сменить место дислокации. Он тащил меня за шкирку, как терьер дохлую крысу. Я особенно не сопротивлялся, но «стечкин» на всякий случай вытащил. Откуда я знаю, куда он меня тащит… Он истолковал мое поведение по-своему и деловито посоветовал:
– Стреляй на звук, тут наших быть не должно.
Ну нормально! Быть не должно! Ваших-то, может быть, и не должно… А наших?
Справа бухнуло, и меня швырнуло на что-то мягкое. Мягкое пискнуло и стало вырываться, активно пихаясь локтями. Я откатился куда-то в сторону. И просто чуть не заплакал от обиды, глаза не видели ничего, кроме абстрактного разноцветья. Теперь даже на звук стрелять невозможно. Я потерял ориентацию. Так под пули выползешь – и кранты.
Однако муть и круговерть перед глазами начали рассеиваться. И к моменту, когда я в очередной раз подошел в своем внутреннем счете к цифре сто пятьдесят, зрение восстановилось настолько, чтобы разглядеть окружающее.
Клубы дыма по-прежнему закрывали все обозримое пространство. Я сидел на груде какого-то ароматизирующего мусора. Он плотным слоем покрывал небольшой закуток. Стрельба продолжалась. Невдалеке валялась куча тряпья, бывшая ранее человеком.
– Жертвы среди мирного населения, – произнес голос из-за плеча.
Я обернулся. Позади меня сидел Таманский в напряженной позе и смотрел куда-то в сторону. Я отследил его взгляд и обнаружил, что около другой стены сидит на корточках Мартин и очень сосредоточенно наблюдает за Таманским через прицельную рамочку его же собственного «джи-68».
– Я бы не рекомендовал стрелять из этого оружия со столь короткой дистанции, – спокойно сказал Константин. – Это может плохо кончиться для всех нас.
– Верно, – так же спокойно подтвердил Мартин. – Но ничего другого под рукой просто нет, а сомневаться в том, что я спущу курок, если ты пошевелишься, не советую. Конечно, приятно умереть героем, красиво, но есть ли смысл делать это именно сейчас?
– Наверное, нет. – Таманский посмотрел на меня. – Какие будут планы, командор?
Я прислушался к постепенно затихающей стрельбе. Послышалась милицейская сирена. И не одна. В течение нескольких минут весь квартал оцепят.
– Уходить надо, – сказал я. – Кто это там? – Я указал на труп.
– Это бомж. Когда они взорвали тачку Шептуна, ты на него упал. На бомжа, а не на Шептуна. Он под пули и рванул. Жертвы среди мирного населения. Кстати, рискну напомнить, что времени у нас в обрез.
– Угу… Мартин, отдай ствол. Мартин, ни слова не говоря, протянул мне оружие.
– Не мне. Ему.
Так же молча Мартин отдал «джи-68» Константину.
– Здорово, – пробормотал тот. – Просто здорово. Скажи ему, чтобы батарею тоже отдал.
– Отдай…
Мартин отдал зарядную батарею. Какой предусмотрительный…
Сирены приближались. Стреляли реже.
– Тут в двух шагах подворотня… – тихо сказал Мартин. – Там, дальше по улице.
Таманский не заставил себя долго уговаривать и бесшумно двинул в указанном направлении. Железные нервы у парня. Я, проходя мимо мертвого тела, не удержался и взглянул на него.
На грязном лице бомжа отпечатался животный ужас. Последнее, что он видел, был кровавый хаос, к которому он не имел никакого отношения. Просто попал в мясорубку. Просто копался не в той навозной куче. Просто потерял голову от страха. От страха за свою никчемную, беспросветную жизнь До последнего момента цепляясь за нее, он еще прополз один-два метра, пока темнота не придавила его. Почему? Почему человек хочет жить, даже находясь в полном дерьме? Неужели унижение лучше смерти? Или это зависит от человека?
Навстречу нам, буквально под ноги Таманскому, кинулась бесформенная фигура. Я уже готов был стрелять, когда узнал в грязном и окровавленном человеке того дядю, которого Шептун представил как Льва. Только тогда он был не в пример чище.